— Вовка! За хлебом сбегай, я забыла, а. Да, и макароны захвати.
В тысячный раз встает Вовка и идет за хлебом и макаронами. Каждый прохожий знаком ему на пути, каждая проезжающая мимо машина. Ровно семь минут идти от квартиры до бича в заношенной рясе — Машков засекал.
Вон и бич. А вот, как всегда, Завулон со скрипичным футляром.
Бич — гипнотизер. Машков прекрасно знает об этом, но каждый раз гипноз пробивает психологическую защиту, и Машков с Завулоном, о с т а в и в в с е, снова и снова едут в чертову глушь под Козельском — спасать от гибели свои души, а заодно и поучаствовать в возрождении старинного монастыря с разбойничьей кличкой.
— Как он говорил, дядя Вова! как он говорил! Никогда не слышал, чтобы человек говорил так!
Далее следовало две недели самого полного и беспримесного счастья для Машкова и Завулона — молодого грузинского еврейчика, бросившего консерваторию за полгода до дипломного выступления. Это было счастье ощущения молниеносно приблизившегося неба, счастье обретенного смысла, счастье уничтожения страхов и сомнений. В радостном бреду повторял Машков волшебные слова, которым научил его новообретенный духовный отец: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного. А в душе вращался дивный калейдоскоп: "чудеса от иконочки Божьей Матери; по молитвам преподобного Амвросия; благословите, отче; спаси, Господи; по уставу благословляется рыба; Царственные мученики; со святыми упокой; Иван Сергеевич Шмелев".
Только вот бич куда-то пропал в первый же день. Договорились вместе ехать в автобусе, но он не пришел к остановке.
Теперь Машков — второй священник в сельском приходе при недовосстановленном огромном и сыром храме. Веру он давно потерял, равно как и здоровье. Пьет. Втайне мечтает о том, чтобы его шестерых детей с нелепыми именами отобрала ювенальная юстиция. От скуки заводит виртуальные романы, представляясь путешественником (описания чужеземных красот ворует из подзамочного блога одного своего френда). Пишет церковно-эротические рассказы под ником Прихо-Жанна. Прихожане его любят, т.к. он вялый и безотказный, что в их глазах сходит за доброту.
Зато Завулон смог сделать себе жизнь. А ведь поначалу издевалась над ним братия. "Скрипач, говорили, не нужен". Сейчас этот ненужный скрипач — архимандрит, настоятель крупного монастыря. Его епископство — вопрос уже практически решенный. Он удачливый предприниматель, гомосексуалист и коллекционирует в своей епархии жирных попов на мерседесах ("это былинный типаж, говорит о. архимандрит, для них нужен заповедник"). Часто выступает по местному телевидению с имперскими, правда, совершенно неинтересными проповедями.
Но все же Машков счастливее своего удачливого собрата. Ведь именно к нему, а не к Завулону второй раз подошел на улице тот самый бич, что двадцать лет назад свернул им мозги набекрень.
— Отец, я тогда бросил вас с товарищем. Милиция загребла прямо возле автобуса. Искал тебя, искал. Двадцать лет искал. Не должен ли я тебе чего? Ведь как говорил батюшка Нектарий Оптинский: мы в ответе за тех, кого приручили.
— Всю жизнь ты мне поломал, — улыбнулся Машков. — И теперь уж ничем помочь не сможешь.
— Напрасно так думаешь, — ответил старик. — Могу и я кое-что. Хочешь, верну тебя в тот самый день, когда я подозвал тебя на улице? Ты пошлешь меня куда подальше — и принесешь домой хлеб с макаронами. Проживешь жизнь нормальным человеком.
Подумал Машков.
— Верни, — говорит, — меня в тот день, только дай мне возможность вновь и вновь возвращаться туда, когда захочу. Сможешь так?
— Отчего ж не смочь, — ответил старик. — Очень даже и смогу.
— Вовка! За хлебом сбегай, я забыла, а. Да, и макароны захвати.
В тысячу первый раз встает Вовка и идет за хлебом и макаронами. Каждый прохожий знаком ему на пути, каждая проезжающая мимо машина. Ровно семь минут идти от квартиры до бича в заношенной рясе — Машков засекал.
Вон и бич. А вот, как всегда, Завулон со скрипичным футляром.
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
